archiveofourown.org/users/Savall/pseuds/Savall
Как я уже говорил, когда что-то действительно сделает мне больно, я вместо того, чтобы с криками бежать прочь от неприятного опыта, каждый раз решаю проверить, а действительно ли все так плохо у данного автора или просто я так сразу неудачно попал я пошел почитать другие фанфики Савалл.

И хочу сказать в ее защиту. "Pain at Normall Times" - это реально запредельная аццкая жесть даже для нее самой.
Во всех ее остальных работах, посвященных опять-таки Юдхиштхире, мы видим ситуацию его тайной, робкой, совершенно безнадежной влюбленности в Дурьодхану. Его полной беспомощности перед всеми происходящими событиями, которые полностью против его воли разводят их на разные стороны баррикад. И он только с ужасом наблюдает, как все становится только хуже, хуже и еще хуже.

Особенно мне понравилась вещь "История без названия" (мягкий слеш, ничего не происходит, только безнадежная влюбленность)Особенно мне понравилась вещь "История без названия", в которой еще в их детские годы в Хастинапуре, Юдхиштхира, уже поняв и полностью осознав свою влюбленность, пытается робко и интеллигентно заигрывать с Дурьодханой и говорит ему: "Знаешь, моя мама рассказывала мне такую историю. Что когда люди вырастают, их тело будто застывает во времени, пока они не встретят того единственного, с которым захотят состариться вместе".
"Круто, - говорит Дурьодхана. - А ты такого уже встретил?"
Юдхиштхира теряется, пугается, начинает мяться, лепечет какую-то чушь. Дурьодхана теряет интерес к его ответу и делает программное заявление:
"Вот когда я встречу такого человека, я обязательно подружусь с ним. Мы будем такими друзьями, чтобы вот прямо все-все друг для друга. Такими друзьями, чтобы наша дружба стала примером, образцом НА ВЕКА! Чтобы если упомянут имя одного из нас, сразу же вспоминали и второго".
"Да благословят тебя боги, чтобы все так и было", - на автомате произносит Юдхиштхира.
Еще сам не зная, что уже скоро в их жизни появится Карна.
И, увидев его, Дурьодхана действует точно по заранее обозначенной для себя схеме.
А Юдхиштхира смотрит на то, как они улыбаются друг другу, как держатся за руки, как обнимают друг друга, и его сердце разрывается от отчаянной ревности. Потому что для него больше не остается никакой надежды.
И эту ревность, эту боль он так и будет нести дальше, через всю жизнь. Потому что когда бы он не видел их потом, очевидно, что место в душе Дурьодханы прочно занято Карной.
А потом Юдхиштхира замечает у себя первые седые волосы.
Жизнь идет, все катится к черту. Юдхиштхира, по-прежнему, пассивный зритель разворачивающей катастрофы, в том числе и его личной. С омертвелым сердцем Юдхиштхира слушает, как Бхима клянется убить Дурьодхану, и тайно пытается убедить себя, что, да, такой удивительно совершенный, пленительный и великолепный человек, как Дурьодхана, просто не может не быть асуром. А значит, справедливость требует его смерти. Тут ничего уже не изменишь.
Но когда в последний день битвы, Дурьодхана, уже поверженный, лежит на земле, готовясь уйти вслед за Карной, Юдхиштхира вдруг обращает внимание, что у него тоже много, очень много седых волос. Время не пощадило его.
Когда остальные братья уходят, Юдхиштхира присаживается рядом с ним на корточки и просто смотрит ему в лицо, стараясь запомнить его навсегда, сохранить каждую черточку того, что никогда не принадлежало ему, и уже никогда не будет.
"Юдхиштхира, - говорит Дурьодхана чуть дрожащим от боли голосом. - как же ты состарился".
И тогда Юдхиштхира берет его за руку и все, что он может сказать - это: "И ты тоже. Ты тоже".