К сожалению, я больше не могу появляться на форуме каждый день, так что всякие мечты о его полном воскрешении прийдется оставить. Но мне все-еще можно писать нечто для себя 2-3 раза в месяц!) К чему и приступлю. Подражая Достоевскому, назову эти записи, которые, скорее всего, превратятся в серию, дневником.
За эту неделю у меня скопилось какое-то колличество соображений, которые хотелось бы изложить. Это не серьезные, умные мысли, но только всяческие дилетантские впечатленъица современного атеистического человека. 

О смерти Карны
Как-то ночью я смотрела в потолок и совершенно не могла заснуть. Когда я уже совсем измучилась, то мне на ум пришла фраза, которую я помню по Собору Парижской Богоматери: "А коль на ложе сна не спится, нам остается размышлять."
И поток бесформенных мыслей как-то привел меня к этому интересному мотиву.
Он всегда казался мне таким простым на фоне прочих смертей из этого эпоса: никто не мучается моральными вопросами, не собирается в кружок вокруг умирающего страдальца, чтобы толкнуть громадную возвышенную тираду. Тут нет какого-то переходного состояния, когда герой уже и не живой в полном смысле слова, но еще и не окончательно мертвый: есть некое подобие этого, но даже так Карна хоть и разбит, но бодр, сопротивляется и не теряет надежду. Если другие герои умирают в некотором умиротворении, то Карне эпос не дает никакого последнего слова или акта смирения воли. Его история обрывается как-то вдруг, на полуслове, оставляя его в некотором разочаровании и в бессильной злобе на весь мир. Спутник его стремительно уезжает, а союзники вовсе не собираются лить над ним горькие слезы в бесконечных монологах, посыпая голову пепломэто отсылка к коментарию Ибрагимова на одном форуме, где он сетовал на Д за то, что тот не посыпал голову пеплом подобно Ахиллу. Какие-то безымянные лица смотрят на это дело в одном абзаце, дивятся и разбегаются кто куда. Дурьодхана что-то несуразное бубнит и даже не думает поехать к телу друга. Нельзя сказать, что мир безразличен к этому событию - нет, вовсе наоборот: все ликует и горит. Но это нечто внешнее: некая суматоха и суета: это подобно тому, как если бы в людной комнате вдруг выключили свет - и началась толкотня. Помню, что первое прочтение этой сцены оставило во мне пустоту и даже какое-то безразличие. Хотя мне тогда нравился этот герой до полнейшего карнопомешательства, и я воспринимала его как некий идеал. 
И вот я пересматриваю некоторые моменты из сериала 1988 года: там все, конечно, так, как это принято, наверное, во всех сериалах по нашему эпосу. Карночку оплакивают, прощаются с ним, рыдают над его трупом, Д толкает задушевную речь, Шалья никак не может сказать ему страшную новость, игерой наш так явно наделен своей прекрасной головой)) Здесь Карна умирает, впрочем, еще более молниеносно. Он даже ничуть не впадает в уныние, не теряет лицо и уверенно требует не стрелять в него.
Конечно, я вспоминаю и сериал 2013 тоже: там уже "сломанный" мотив в полной мере доведен до правильной точки. Все Карну не только оплакивают, но еще и беседуют с ним обо всем на свете. И голова у него уже абсолютно бесспорно на месте.
Анализируя свое отношение к этому сейчас, я глубже понимаю, почему же этот эпический мотив запомнился мне очень ярко и почти что болезненно - при том, что изначально у меня не находилось про него никаких слов. 
Все тут именно в этой голове, а точнее в ее отсутствии - в этом шаблоннейшем восточном мотиве.
Что такое тело без головы? Это, может быть, красивый или величественный, сияющий, может быть, браслетами, кусок мяса. У него нет индивидуальности, нет даже посмертной маски - в прямом смысле слова нет лица. Над безголовым Карной рыдать, должно быть, очень сложно, потому что непонятно, какую конкретно часть нужно оплакивать. Вот, у Чопры Шакуни склоняется ему на грудь. Но разве грудь является сосредоточением мнимой материалистической индивидуальности Карны? Нет, и в данных условиях она никак не ведет к голове: она полностью от нее отделена. Можно было бы горестно склониться и над головой и трогательно стирать кровь с ровных, пухлых щек, но в таком случае тело, игравшее немаловажную роль в жизни Карны, останется как-то печально забыто. Или что? Чередовать объект своего чувствоизлияния, выказывая внимание обеим частям Карны? Да, думаю, можно - но это требует осознать полное отличие частей от Карны. А если уж ты хорошо понимаешь, что перед тобой только оболочка, то зачем же так любоваться ей и так над ней страдать? 
Эта шуточная, но разрешимая разве что дополнительным надругательством над целостностью трупа, проблема, вставшая передо мной когда-то, очень сильно подчеркивает саму суть смерти. Жизнетворное  начало покидает тело: и остается только эта форма, которая может быть разделена на множество равноправно несамодостаточных частей, потеряв, тем самым, всякий образ живого существа, над которым можно было бы лить слезы, оплакивая его уход. 
Это оставляет впечатление полного исчезновения из нашей с вамилюбезные тамасики ощутимой органами чувств реальности, и потери даже того, что можно было бы обливать слезами, по причине осознания полной бессодержательности этого. От Карны остается только некая идея о его присутствии некоторым временем ранее: и понимая это, я понимаю, что он всегда был и будет только такой идеей, не имеющей телесности, да и вообще какой бы то ни было формы. В сущности, этими словами "Карна, Радхея, Вриша, Вайкартана" называется только некий набор не очень определенных выражений, формирующих субьективные и всегда разные ощущения, в некоторой степени создающие в голове образ какого-то человечка.  
Я помню, как меня прошибло этим осознание: в руках у меня всего-навсего набор связанных общим смыслом русских слов, распечатанных на бумаге и вызывающих различные ассоциаци, во многом зависящие только от личного опыта и предпочтенийсчитаю нужным уточнить, что я не религиозный человек и воспринимаю свою реальность не так же, как реальность эпоса. 
Впрочем, к этому можно добавить еще нечто о мимолетности и о Дурьодхане, который недостаточно страдает. 
Начнем, пожалуй, с первого. 
Как я уже писала выше: "Если другие герои умирают в некотором умиротворении, то Карне эпос не дает никакого последнего слова или акта смирения воли."
Можно даже добавить, что, вместо смирения воли, он проявляет ее с особенной силой, в последние секунды своей жизни хватаясь за оружие и нападая, когда уже всем трем мирам очевидна его участь. И этот последний отчаянный всплеск живой энергии в приговоренном к смерти, "уже стоящим с мешком на голове", обрывается выстреломэто сильно отличает эпос от сериала Чопры, в котором он просто смотрит, как стрела неохотно летит в его шею. . 
И вот, этот полный пыла и энтузиазма человек, споривший с Богами и открыто заявлявший всему миру о своих великих грехах только для того, чтобы ошеломить оппонентаШалью невозможной откровенностью, вдруг умирает.
Но не потому, что он проиграл в бою, не потому, что он нуждался в этой смерти, не потому, что он пришел к завершению своего жизненного пути и не потому, что нельзя было иначе. Тут виной только проблеск мимолетной возможности, только злоба, на мгновение охватившая Арджуну. Конечно, за этим всем стоят происки судьбы: специально для Карны, всегда желавшего величайшей славы, они приняли вид мелочной подлости. 
Я еще заметила одну деталь: мы знаем, что согласно проклятию он должен был забыть свое божественное оружие в роковой момент. Но он его не забыл: "Тогда Карна, укротив то пламя «оружием Варуны», затем с помощью (сотворенных им) облаков окутал все стороны света мраком, как будто то был ненастный день!" 
Вероятнее всего, это просто результат сочетания редакций... но как же характерно.
Есть еще нечто другое, на что в сериалах обычно не обращается никакого внимания: некие такие чудныя карнянские мелочи. В первую очередь, конечно, то, что войско бросило Карну, разбежавшись во все стороны, в ужасе от туч стрел, закрывавших небо(или что-то в этом духе). Тут мне действительно видится некий мотив всеобщего бросания Карны: от него убегают сопровождающие воины, его приговаривают к смерти Боги, и судьба становится к нему неблагосклонна, его оставляют самообладание, голова, панцирь, стяг и возница, и дуг уезжает в лагерь, не взглянув на его труп в последний раз. В таком свете я вдруг резко понимаю смысл слов из Википедии, которые изначально мне так понравились, а потом стали казаться бессмысленным бредом: "Его распяли между небом и землей у колеса."
Тут интересна одна деталь, которая раньше взывала на форуме некоторые обсуждения: "Куда делся Шалья? Почему он не помог вытащить колесницу?" Каких-то серьезных объяснений у меня нет, но если заговаривать о пустом, то тут можно увидеть некие психологические причины. Шалья, как мы знаем, немного презирал Карну, а тот проболтался ему о том, что умрет, если его колесница увязнет в земле. 
Шалья не захотел ему помогать, а у Карны было слишком много самоуважения, чтобы просить его об этом - фактически молить спасти свою жизнь, когда уже ничего не исправишь. 
Это, впрочем, не все. Вспоминается еще один момент, который мне тоже очень мил. Незадолго до этого эпизода с колесницей Карна сбил с Арджуны его шлем, и тот оторвался от боя для того, чтобы перевязать волосы куском ткани. И Карна без всяких слов дождался того момента, когда он закончит. Он, можно сказать, всю жизнь соревновался и красовался перед всеми: а эти все очень хотели его убить. Возможно именно поэтому он вечно всем проигрывал.
Тут снова бросается в глаза то, что Карна очень старался выжить и сопротивлялся судьбе: он пытался вытащить эту колесницу супротив самой сути проклятия, молил о том, что было, казалось бы, естественно для его среды и лично для него. Если снова пускаться в пустословие, то можно предположить, что условный Бог, увидя это его пустое и отчаянное стремление, сжалился над ним и позволил ему вспомнить свое оружие, чтобы он не кончил совсем уж жалким мужчиной средних лет, уныло рыдающим у колеса.
Ведь что, в сущности, было самым страшным в этих проклятиях? Неминуемая ли смерть? Мне кажется, что нет. Смерть так или иначе приходит ко всем. В этих словах, которые Карна пару раз называл довольно ничтожненькими, на самом деле заключалось самое страшное, что только могло для него быть: бесславная смерть, в которой невозможно оставаться благородным воином, смело смотрящим в лицо своему концу, невозможно показать себя так, как он хотел.К слову сказать.Подумайте над тем, что прошли века и тысячелетия, а мы до сих пор помним его... в амплуа великого страдальца, который вечно претерпевал и превозмогал))
Мне кажется, что желание благородно умереть как это подобает кшатрию было чем-то вроде сверхценной идеи для Карны и даже немаловажным мотивом для участия в войне. Он не думал о том, что победит, и почти что не хотел этого, но был уверен, что все равно нужно воевать - и по-другому никак. И вот этой-то возможности он и был лишен: в чем-то за счет своего стремления возвыситься и за счет неумелого обращения со своими способностями, не подобающего "царям из династии Сомы, владыкам над счастьем и несчастьем"это ссылка на его фразу из разговора с Шальей. Хоть убейте меня, а мне супротив всякому здравому смыслу думается, что он пронес через всю жизнь определенные черты суты-сказителя....
Так вот, наш Карна Вайкартана умирает в обнимку с колесом, а злоумный и коварный сын Дхритараштры преступно и подло не рвет волосы и не швыряется предметами, страдая по своему несчастному другу так, чтобы все попадали в обморок от его лиричности. В сериале 1988 года это было благородно исправлено. И некоторые  поклонники митров, думаю, гораздо благосклоннее отнеслись бы к такой версии.
Но мне безмерно ценно это краткое и такое неподобающее яркой героической личности отчаяние. 
Я напомню читателям, что в эпосе Дурьодхана, ничего не отвечая и горестно вздыхая, в забвении и в слезах твердил "Карна, Карна", а воины "утешая, увезли его в лагерьэто не цитата". И только такое тут уместно: потерянность, утрата самообладания, какая-то детская уязвимость. Помню, как лет в 7 я оплакивала горячо любимого кота. Но потом я выросла и у меня появилась необходимость "держать лицо": а Дурьодхана навсегда сохранил эту возможность быть жалким, слабым и искренним перед своими подданными и приближенными. 
Ну а потом он будто бы и вовсе не вспоминает о горе потери: будто бы для него это ничего не значит.
Конечно, все переживают утрату по-разному, и это возвышенное "я тебя никогда не забуду" определенно имеет место быть, но мне понятно и обратное желание "никогда больше не вспоминать". Как быть, когда муки изничтожают тебя, а жизнь идет, и ты не можешь ни на секунду остановиться, выпав из ее потока? Остается только задушить в себе этот возлюбленный образ. Может, это кому-то и кажется неправильнымэто моя вечная полемика с Ибрагимовым), но иначе просто нельзя. 

Вот примерно следующие соображения у меня имеются по поводу смерти Карны. Думаю, что разглагольствовать тут можно еще долго, да и, пожалуй, до бесконечности, но и так уже много сказано. "Многословие - это скверно" - говорю я, написав 2 тысячи слов на основе двух вечерних бесед с собой. 

Если эти рассуждения вам показались дурными, спонтанными и слишком противоречивыми, то я хотя бы надеюсь, что изложила их с должной искренностью и не произвела на вас  впечатление автора заказной статьи. У меня есть некоторая надежда написать еще продолжение, в котором будут изложены мои впечатления от антипода мимолетной смерти Карны - смерти Д. Но это явно будет как-то в другой раз, потому что я засиделась - и героическая идея поднять в одном посте сразу несколько крупных тем пошла Коту под тюрбан.это действительно немного похоже на некое художественное сочинение, так что я раздумываю, стоит ли притащить сие еще и на Фикбук?